По выступлениям философа Мишеля Онфрэ, автора книги L’ordre libertaire, la vie philosophique d’Albert Camus (Flammarion, 2012)
Если, в определенной степени, XX век был действительно «веком Сартра» (об этом заявляет Бернар-Анри Леви в своей одноименной книге) — то это потому, что автор «Тошноты» добивался этого всеми правдами и неправдами. В своей стратегии завоевания интеллектуальной власти и безраздельного господства над умами современников Сартр не останавливался ни перед чем. Сартру повезло — все его конкуренты «сошли с дистанции» сами собой: в 1960 -м году погибает в автокатастрофе Камю, через год Мерло-Понти умирает от инфаркта. Что же касается другой мощной фигуры – Реймона Арона, то он был низведен до уровня журналиста и полемиста — потому что не разделял с Сартром его идеологии. Таким образом, никто и ничто не мешало Сартру царствовать над умами и сердцами — в течение полувека.
Камю был серьезным противником, и Сартр регулярно науськивал на него свою свору «подручных» интеллектуалов. Сам Сартр ничего не понял из того, что происходило в Европе: он не был обеспокоен приходом нацистов к власти (даже когда жил в Германии в плену), он был в прекрасных отношениях с итальянскими фашистами. Сартр никоим образом не участвовал во французском Сопротивлении, напротив, как он неосторожно написал в одной из своих статей 1944 года, «никогда мы не были так свободны, как в немецкую оккупацию». Пьесы Сартра игрались в Париже перед партером, полным немецких офицеров, он сотрудничал в коллаборационистском издании Comoedia, а Симона Бовуар — на радио Виши. И только после освобождения Франции он вдруг объявляет себя «ангажированным» философом, философом «свободы и выбора», а также пытается сблизиться с марксизмом.
Тогда как Камю никогда не был салонным философом и никогда не позировал. Он занимал четкую политическую позицию и рисковал жизнью, защищая свои убеждения. И никогда не пытался впоследствии использовать свои прошлые заслуги. Он сделал две попытки завербоваться на алжирскую войну (на стороне Франции)— ему отказали из-за туберкулеза. Живя в Оране, он дает уроки еврейским детям, которым Виши запрещало ходить в школу. В 40-е годы Камю состоял в рядах Сопротивления, печатался в запрещенных изданиях, написал свое знаменитое «Письмо немецкому другу», сам издавал подпольный журнал.
Поэтому понятно, что после освобождения Франции Сартру стала мешать моральная безупречность Камю. Чтобы сохранить свое интеллектуальное господство над парижским бомондом, Сартр систематически «деконструировал» философию Камю. В качестве основного аргумента для принижения послужил тот факт, что Камю — не «настоящий» философ (Камю не смог получить agrégation из-за своей болезни). Нежелание Камю следовать сартровским постулатам он объясняет тем, что Камю «мыслит на буржуазный манер», и если он любит «маленьких белых» и «пье-нуар», значит – симпатизирует правым (вспомним знаменитую фразу Сартра «Кто не коммунист, тот — собака»). Подвыватели Сартра обозвали Камю «философом для выпускных классов» и даже попытались сделать из него петэниста и последователя католика-монархиста Жозефа де Мэстра.
Сартровские «уравнения»
Алжирская война позволит Сартру и его аколитам нащупать новый механизм моральной дискредитации противников. Автор «Грязных рук», который оказался слеп в трагические моменты истории (и даже сотрудничал с режимом Виши!), на этот раз выстрелит точно. Достаточно перенести схему Оккупация — Сотрудничество — Освобождение — Чистка на алжирские события, чтобы самому стать идолом Сопротивления. Нацисты оккупировали Францию? Точно так же, как французы оккупировали Алжир. Часть французов сотрудничала с врагом? Точно так же, как белые французы сотрудничали с колониальным режимом. Часть французов была в рядах Сопротивления? Точно так же, как милитанты FLN (алжирский «Фронт Национального Освобождения», по сути, террористы, которые истязали и зверски убивали белое гражданское население ). Париж наконец был освобожден от оккупанта? Точно так же, как Алжир освобожден от французской тирании…
Таким образом Сартр, уравняв «французов в Алжире» с «нацистами во Франции», сфабриковал концепт огромной ударной силы. Сам Сартр сделался таким образом Жаном Муленом Алжира, то есть его героем, а Камю — его Бразийяком, то есть предателем. Что и требовалось доказать!
Высшая Нормальная Школа, «интеллектуальным продуктом» которой является Сартр, приучала пренебрегать реальностью в пользу идей, концептов, абстракций, которыми можно стало играть без всякого ограничения. Она форматировала мозги своих маленьких солдат, учила жонглировать словами и отрывать их от смысла, не обращая внимания на возможные последствия. Сартр ассоциирует французскую армию в Алжире с эсэсовцами — конечно, это имело огромный эффект! Миф был создан — с помощью софизмов и риторики, миф, не имеющей ничего общего с действительностью. Франция до сих пор не в силах освободиться от этой лжи — так глубоко она укоренилась в умах. Мы до сих пор платим за это непростительное самозванство и легкость обращения с фактами. Макрон, как известно, продолжил эту линию mea culpa Франции, заложенную Сартром — в своей предвыборной кампании он заявил, что Франция совершила в Алжире «преступление против человечества». И совсем недавно мы услышали совершенно невероятное: «преступления Франции» в Алжире — то же самое, что Холокост.
Сартр, будучи не более чем салонным парижским философом, заложил традицию идеологически упрощенного бинарного видения вещей: белые у него всегда колонизаторы, рабовладельцы, фашисты, угнетатели. А мусульмане – «несчастные колонизованные», мученики, подвергающиеся эксплуатации и угнетению. С одной стороны — палачи и убийцы, с другой — вечные жертвы. Здесь — сволочи, там — мученики и герои. Не выбрать сторону одного — означает, по Сартру, быть сторонником другого.
«Осуждены жить вместе»
Никто не любил Алжир так, как Камю. Он видел свою родную землю как землю дионисийскую, свободную, как «бракосочетание воды и солнца» – землю, которая должна «оживить», по его мысли, Европу. Он мыслил Алжир как источник жизни — в нигилистическом мире, обреченном на влечение к смерти.
Камю, родившийся в Алжире от белых родителей бедной рабочей профессии, знает, что проблема гораздо сложнее, чем представляет ее себе Сартр из своего Сен-Жерменского предместья. «80% французов в Алжире — не колонизаторы, а простые рабочие люди», говорит Камю. Но Сартр, восседая в своем кафе Flore, объявляет, что белые французы (здесь он их эссенциализирует, вопреки своей философии экзистенциализма) — это враги, и их надо убивать. Именно к этому он призывает в своем предисловии к известной книге Франца Фанона «ПрОклятые этой земли». «Убить европейца — это одним ударом убить двоих, то есть убрать одновременно угнетателя и угнетенного. Результат — останется труп и освобожденный человек» (sic!) Этим невероятным утверждением Сартр окончательно закрепил традицию видеть в западной цивилизации не иначе как вечную преступницу и угнетательницу «третьего мира».
Камю смотрит на вещи совсем по-другому. Он подчеркивает, что Алжир никогда не был нацией, ибо там живут разные народы разных религий, которые никогда не объединялись в государство: кабилы, берберы, туареги, греки, турки, испанцы, мусульмане, евреи, христиане, анималисты… Алжир — это тридцать языков и наречий. Нет другого выхода, считает Камю, как найти мирное разрешение конфликта. Так или иначе, мы «осуждены жить вместе».
Что касается войны и зверств, то Камю, в отличие от Сартра, ослепленного своей идеологией, видит объективную реальность: FLN (алжирская армия) практиковала немыслимые зверства в отношении белых. В отличие от Сартра, который видел события в совершенно искаженном свете, одним глазом (марксистским) — то есть Алжир исключительно в положительном свете и французов в исключительно негативном — Камю говорил, как жестоко расправлялись с европейцами и их детьми мусульманские фанатики.
Там, где Сартр оправдывал смерть белых «колонизаторов» – в том числе стариков и детей, Камю призывал к переговорам и к политическому решению. Камю лично присутствовал в Алжире, рискуя при этом жизнью. Из-за его позиции по алжирскому вопросу — Камю не считал французов автоматически преступниками, как Сартр — он был демонизирован левыми и обвинен в симпатиях к колониализму.
Что осталось
Сартр давно уже сброшен с пъедестала, несмотря на то, что его по-прежнему защищают некоторые «сартровцы», в том числе Бернар Анри-Леви (см. его книгу «Век Сартра»). На столетие со дня его рождения (июнь 2005) защитников Сартра оказалось не так уж и много — из известных газет и журналов это попытались сделать всего лишь Les Temps modernes и Liberation — как-никак, он был их основателем!
Вся биография «литературного прокурора» известна сегодня в подробностях, и мы можем справедливо оценить, чем был в действительности Сартр. Дело в том, что, приобщившись после окончания войны к коммунизму и марксизму, Сартр воспользовался ими для приобретения морального статуса и тиранизировал таким образом тех интеллектуалов, кто не соглашался с ним. Сартр оскорблял де Голля последними словами и даже сравнивал его с Гитлером! И это при том, что сам Сартр поддерживал сталинский режим, восхищался Мао, Фиделем Кастро и Хомейни!
Далее, стало ясно моральное самозванство Сартра (и Бовуар) в роли «совести эпохи». Существует множество фактов, свидетельствующих о том, что они так или иначе сотрудничали с режимом Виши, и ни одного факта, говорящего о том, что они были, как утверждали, сторонниками Сопротивления . Сартр и Бовуар придумали и навязали миф о своей « ангажированности», то есть что они были героями борьбы против захватчиков, героями свободы, независимости угнетенных народов и т. д. В официальной биографии Сартра мы читаем, что он был в немецком плену и ему удалось бежать. Да, он прожил в немецком плену несколько месяцев (никаких жестокостей испытать ему не пришлось, он мог даже заниматься литературной работой), но не «бежал из плена», а был освобожден, скорее всего, благодаря вмешательству коллаборациониста Дрие ля Рошеля.
Помимо лжи Сартра о своей настоящей позиции в 40-е годы (постарались также забыть его фразу, что «нацификация Франции предпочтительнее, чем война»), его философия экзистенциализма потеряла всякую актуальность, более того, стало очевидно ее негативное воздействие на состояние умов. Экзистенциализм предполагает, что человек, рождаясь на свет, ничего из себя не представляет – у него нет наследственности, нет укорененности ни в истории, ни в географии, а значит, нет никакой идентичности — то есть, по Сартру, он станет тем, что «сделает» из себя сам. Эта философия привела к современному пониманию человека как индивида, который «создает себя сам» и для которого не существует внешнего закона, он сам придумывает себе мораль , он – сам себе закон. Сартр — один из философов, наряду с «философами деконструкции» Фуко, Делезом, Гваттари и Деррида — кто учил своих современников Любить Другого (сначала «любили» Советский Союз, потом страны третьего мира) и Ненавидеть Себя, то есть свою французскую историю, свой народ и в целом — западную цивилизацию.
Камю противоположен Сартру во всем. Да, он был левым (два года в алжирской компартии), но не был левым идеологом, не был догматиком и никогда не позировал.. Он был влюблен в свободу, но готов был отдать за нее жизнь. Камю был скромен и никогда не напоминал о том, что боролся в рядах Сопротивления, что рисковал, что спас множество людей от смерти. Камю не красовался на митингах, раздавая тракты (как это делал Сартр, не забыв при этом пригласить прессу). Камю действительно любил Алжир, а не использовал его целях достижения славы.
Камю был оболган и принижен при жизни, и это делалось с подачи Сартра, при поддержке Бовуар и всей сартровской клики, писавшей подленькие статьи в Les temps Modernes. Причины этой ненависти (и зависти) в том, что Камю не принадлежал к буржуазному кругу Сартра, не был, как он, выпускником престижной Normale Sup, а приехал в Париж из далекой бедной провинции, из Алжира. Поэтому с самого начала он не был для них «легитимным» философом. Когда Камю в 1957 году присудили Нобелевскую премию, он не скрывал своей неловкости и все время повторял, что надо было дать ее Мальро, что Мальро заслужил ее гораздо больше его. Все говорили, что Сартр поступил благороднее, отказавшись от своей нобелевки в 1964 году. Нет, это был, как всегда у Сартра, стратегический ход с целью сохранить свой «недоступно высокий» моральный статус. Он долго размышляет, взвешивает последствия, и наконец решает отказаться от премии из определенных тактических соображений, а именно: «никто не имеет права меня премировать, я и так литературный гений, ваша премия ничего для меня не значит». Официально же объяснялось, что Сартр отказася, потому что Нобелевский комитет придерживался правых позиций. То есть «смотрите, какой я честный и правильный!»
Разрушить миф
Наступило время расставить все по местам и воздать всем по заслугам. Сартр полвека царствовал над французскй литературой и философией – судил, учил, профессорствовал, выносил приговор. Полвека французские литераторы трепетали при фразе Сартра «всякий анти-коммунист — это собака». Действительно, боязнь французских интеллектуалов отойти от левой идеологии сильна и поныне. Но, несмотря на все усилия левых сохранить в неприкосновенности «высокий моральный образ» их мэтра, легенда о Сартре, созданная после войны Симоной де Бовуар и сартровцами, наконец разоблачена.
Если Камю решительно отказывался подчиняться диктату идеологии, как во Франции во время немецкой оккупации, так и в Алжире во время алжирской войны, то Сартр, напротив, приспосабливался к «ходу истории» и использовал ее в своих целях. Однажды Камю, в ответ на нападки Сартра, метко высказался о тех, «кто удобно поставил свое кресло в направлении «хода истории».
Сартр победил Камю при жизни, но проиграл ему в вечности. Поэтому для нас Сартр — всего лишь экзистенциалист, Камю, в отличие от него – экзистенциален.
Мишель Онфрэ, философ (по материалам выступлений)
Французский взгляд 